Интервью "Новая газета"
– Группа "Адо", насколько я помню, родилась в Коломне, где вы познакомились с гитаристом Валерием Аникиным и записали потом с ним альбом «Ночной суп». Сейчас как часто в Коломне бываешь? Связывает еще что-то с этим городом? И как вообще выглядит российская провинция под «стробоскопом» взгляда человека, навещающего ее лишь эпизодически? Заметны ли изменения? И какие? Речь не только про Коломну, но и про Рязань, где часто играешь, про другие не слишком большие города центра России.
– С Аникиным я познакомился не в Коломне, а на старших курсах МВТУ им. Баумана, где мы c Валерой, который из Ташкента приехал, учились на одном факультете. В Коломну же ездили для работы в моей домашней студии, записывая первые наши ленты – "Ночной суп", например.
Квартира моих родителей была по советским понятиям весьма приличной и места для работы нам хватало. Она находилась на проспекте Кирова, дом 28. Немного позже первый концертный репертуар готовили уже в Москве, в общаге факультета.
Сейчас в Коломне бываю нечасто, но регулярно. И вообще вернулся бы, но пока некуда. К Москве, городу для нормальной жизни давно непригодному, Коломна стала еще ближе – транспортное сообщение улучшилось. Так что в плане передвижения моя жизнь не особенно бы изменилась.
А вот сама Коломна... Муляжные здания заезжего купечества, стерилизация Кремля и прочее вытеснили что-то живое, настоящее. Пусть и несколько запущенный в советское время, но древний город, с которым я еще совсем юным был на эмоциональной связи, ушел. Для меня, насквозь русского человека, это потеря, поскольку даже своему ребенку я не успел эту связь передать.
Насчет других городов средней полосы вроде милой нашему сердцу Рязани, Ярославля или Твери, где мы не раз выступали, я свои впечатления высказывать не рискну – в этих местах я гость. Но думается, что проблема эта – системная, российская. Захватывают исторический центр с куполами, отмывают его (и полбюджета заодно) до неестественной белизны, и готов теле- и фото-фон для местных чиновников и номенклатурного поповья.
Конечно, есть технологические изменения, от которых никуда не деться – связь, транспорт, продукты, строительство. Возникает ощущение, что стали жить лучше. Но это всего лишь технологии, да и то импортные в основном.
– Я знаю, что большую часть времени ты сейчас проводишь не в России, а в Швейцарии. Тамошней музыкой сколько-нибудь интересуешься? Есть там что-то, представляющее интерес для российского слушателя?
– Преувеличение. В лучшем случае 50 на 50. Вот такой баланс считаю для себя приемлемым, потому что оставаться на одном месте более пары месяцев уже не могу. И пока есть возможность этот баланс поддерживать, буду ездить.
Насчет конкретно швейцарских групп не особенно включаюсь, кроме, пожалуй, тичинцев «Gotthard», играющих мелодичный хард. Англоязычный вариант, что только усиливает их успех. Да и как может быть иначе в стране с четырьмя государственными языками? У них был отличный вокалист Steve Lee, он родился от смешанной пары, поэтому фамилия английская. Парень мог бы петь в «Rainbow», например. Он погиб в Неваде, был байкером. Не так давно взяли нового вокалиста – лозаннца, помоложе. Но пластинок с ним я пока не слышал и на концертах не был. Вроде «Gotthard» и в Москве как-то играли, еще со Стивом.
Конечно, есть и местноязычные звезды – Melanie Oesch, например. Молодая девушка, поющая йодль со своим семейным ансамблем из окрестностей Туна. Я в сентябре с друзьями видел их выступление на выставке в Лозанне. Мы были ею очарованы. Йодль – уникальная альпийская техника пения, которая развивалась из переклички пастухов в горах. Тема очень старая.
– Насколько следишь за происходящим в нашем роке? Я вот думаю, что если судить лишь по радиоротациям, то в 1990-е он заметно деградировал вместе со страной. Роком стали считаться полупопсовые чисто клубные группешки типа Чичериной, Юты, Маши с «медведями», «Смысловых галлюцинаций», которые Михаил Козырев крутил по “Нашему радио”, а потом и вовсе до «Зверей» докатились. Либо, с другого края, наследниками «времени колокольчиков» 1980-х стали называть откровенный примитив в музыке и текстах вроде «Пилота», «Тараканов» и тому подобных как бы панков и околопанков. И никаких особо ярких наследников рок-взрыва 1980-х в широком публичном пространстве так и не появилось – кроме, может, «Сплина» да Земфиры. А если даже появлялось что-то новое и светлое, то зачастую становилось известно по не самым удачным поводам – например, Веню Дркина узнали, когда он тяжело заболел, и «комитет спасения» начал везде записи рассовывать, а узнали толком его песни вообще после смерти. А ты как оцениваешь происходившее с нашим роком в 1990-е? И продолжаешь ли дальше за ним следить?
– Не слежу – и не из-за снобизма, прошу поверить. Усиливается фактор ресурса памяти (возрастное, возможно). И впитывать музыку с такой силой, как раньше, я уже не хочу. А количественно агрессивные ротации меня всегда отпугивали, возникает эффект отторжения, даже недоверия, если хочешь. Впрочем, как и ко всем федеральным медиа.
Тем более теперь есть мощный независимый канал информации – интернет. Я иногда включаю AccuRadio – мультиканальный ресурс с огромным выбором музыки, которую можно изнутри фильтровать. Например, нажимая кнопку «сountry», выбираешь: новые хиты, или классические, дуэты, поющие парни, и даже, отдельно, – поющие в этом стиле блондинки. Какое уж тут «Русское радио»… или на что ты там ссылался?
– Интересно в таком случае, что слушаешь чаще всего. И много ли в этом списке русской музыки. Вообще, какие последние альбомы на русском языке послушал и почему именно их? Или это были не альбомы, а отдельные треки?
– Дома слушаю только винил, к которому вернулся несколько лет назад окончательно. Купил недорогую, но надежную английскую вертушку и подключил ее к своему рабочему столу, где у меня все под рукой. Иногда параллельно цифрую кое-что для портативности.
И слушаю ровно то, что удается раскопать на т.н. брокантах, открытых рынках всякого старья, где я люблю бывать. И где за пару франков можно купить «Smokie», George Harrison или Joe Dassin, например. Хватаю все подряд, как в советское время. Иногда попадаются совсем уж редкие вещи – «The Tannahill Weavers» или Gerry Rafferty.
Из русского могу слушать только динозавров, и только тех, кто ответственно выпускает новые пластинки: Никольский, «ГрАссмейстер», Ирина Сурина несколько лет назад хороший сборник выпустила.
А любимый «Аквариум» с альбомами так частит, что я уже лет двадцать как запутался и потерял им счет. Знаю, что Гребенщиков старается фиксировать все, что у него появляется, а по плодовитости равных ему нет. При таком подходе какие-то потери неизбежны, плюс Боря стал петь по-другому. При всем, конечно, моем уважении. Вот, кстати, его американский винил «Radio Silence» я совсем недавно и прослушал. Правда, это не совсем русский рок, но все же.
– В соцсети «ВКонтакте» на странице «Адо» присутствует «голосовалка» – слушатели голосуют за любимый альбом. И лидирует в этом рейтинге альбом «Останови меня, ночь», выходивший еще на виниловом диске в самом начале 1990-х. А вот «Ursus», который появился относительно недавно, в 2007 году, – единственный пока альбом «Адо» в новом веке и тысячелетии – занимает там последнее место. Думаю, это лишь потому, что он вышел в то время, когда массового интереса к группе уже не было, а «старая» публика гораздо охотней вспоминает песни своей молодости. Интересно, твоя оценка совпадает с мнением слушателей? 30 лет пишешь песни: что из сделанного кажется наиболее удавшимся? И главное (что, наверное, живо волнует самых верных поклонников группы): когда ждать выхода новых релизов? Песни-то новые появляются? Или уже нет?
– Я не знаю, почему «Ursus» занимает последнее место, да и с опросом этим я не знаком. А по поводу альбомов могу утверждать только одно: «Веди себя хорошо» – самый популярный альбом «Адо», с самой популярной песней.
Мое мнение основывается на цифрах, которые у меня есть: я в 1996 году вступил в авторское общество, отсюда часть информации. Альбом выдержал два отдельных издания и оба были проданы. Радио- и теле-ротации титульной песни ни один из наших треков повторить, увы, не смог. Нравится мне это или нет.
Насчет нового альбома. Он пока на бумаге и в демоверсиях. Но записать его теперь будет трудно в силу известных экономических причин. Момент, когда надо было начинать сессию, я пропустил, а сейчас организовать качественную работу будет очень сложно. Потому что хорошие студии все равно будут брать оплату валютой, а не пристяжными рублями. Или придется возвращаться к домашней работе, чего я не хочу делать. Потому что это будет отступлением по качеству, которого я добивался на «Ursus» или «Алфавите».
– Семен Чайка, уйдя с «Нашего радио», окончательно превращающегося в аудиореквием «русскому року» 1980-х и «рокапопсу» и поп-панку 1990-х, сделал недавно интернет-проект «Свое радио», где песни «Адо», я думаю, были бы уместны. Они там звучат? Вообще, где можно услышать песни «Адо» в радиоэфире?
– Впервые слышу эту фамилию. А где звучит сейчас «Адо», я не знаю, хотя узнать несложно. Но определенно звучит, поскольку ежеквартально на мой счет поступают авторские отчисления за радио- и теле-эфиры. Машину или хотя бы авиабилет на эти деньги не купишь, но доказательным фактом это признать можно.
– Относительно недавно, в 2013 году, совместно с клавишником группы Юрием Смоляковым вы записали проект «Эскимо!», куда вошли три песни композитора Матвея Блантера, написанные к спектаклю Аркадия Райкина 1956 года «Времена года». С чего вдруг потянуло на такой «винтаж»?
– Ну, к «Эскимо!» подход более серьезный, чем к обычным каверам, которыми можно для смеху побисировать на концерте. Все-таки «Эскимо!» является альбомом. Это программа, которую можно показывать отдельно. Или издать на носителе когда-нибудь.
Я сейчас по лени тормознул это дело, но фонограммы нескольких следующих треков давно записаны, надо пропеть, свести и выложить. И там будут не только Блантер с Райкиным. Много забытых, но очаровательных песенок осталось в 1930-х или 50-х. Оригиналы записаны по-эстрадному, с оркестрами. У нас же – камерно: голос над роялем. Так сам материал отчетливее проступает. Получается, что мы эти песни возвращаем людям… Банально, да? Но меня почему-то распирает от гордости.
– Раньше ты еще колонки в газеты писал, самиздатовский журнал «Охота» издавал, на радио передачу вел. Теперь есть какие-то увлечения, помимо музыки, которым всерьез отдаешься?
– Все это в прошлом, причем – в далеком. Хотя вернуться к подобным вещам могу в любой момент. Это намного проще, чем придумывать и записывать песни, которые люди согласятся послушать.
Вот, например, уже более года я собираю и публикую материалы для цикла «Русские следы Лозанны». Выискиваю места, которые как-то исторически связаны в этом городе с русскими людьми. Например, метрах в ста от дома, где я квартируюсь, жил писатель Жорж Сименон. Там у него в гостях бывал другой писатель – Юлиан Семенов. Я даже разыскал соответствующий фотоснимок. Чем не тема? Я нашел это место – скрытый во дворах дом с садом – сделал свежие снимки, собрал информацию и опубликовал. Причем с описанием того, как туда подъехать на муниципальном транспорте.
Другие персонажи цикла: кинозвезда Юл Бриннер (gunslinger из «Великолепной семёрки»), сёстры Цветаевы, Вацлав Воровский (большевик, которого в Лозанне пристрелили) и т.д. И каждый персонаж привязан к конкретному месту в городе, которое можно навестить. Я это называю русским пешеходным гидом по Лозанне.
А Лозанна по менталитету схожа со старой Коломной – и оба города женского рода в русском написании. Тоже стоит на водах, количество жителей сопоставимо. И также присутствуют какие-то деревенские черты. Вот здесь оживленная торговая улица, а через пять минут – тихий парк или утопающие в зелени особняки, частный сектор, как это у нас называется. Очаровательно. Сharmant. Да и ваша Рязань отчасти такая же.
– В этот твой приезд в Россию «Адо» сыграло в одном из московских клубов, а 6 декабря прошел очень теплый концерт в камерном рязанском «Старом парке». И больше, насколько я могу судить, концертов пока не предвидится. С чем это связано? И вообще, что сейчас для тебя «Адо»? Живой творческий проект, занимающий важное место в жизни? Память о юности? Обуза? Возможность слегка подзаработать для себя и коллег-музыкантов? Еще что-то? Как можно обозначить отношения с музыкантами группы и самим названием «Адо»?
– Давно об этом не думаю. Что нас объединяет для продолжения работы? Думаю, всего понемногу – музыка, внимание публики, общение, ну и заработок какой-то…
Играем редко, это так, и только в проверенных местах. Регулярно идут предложения из других городов, но даже примерная, без излишеств, калькуляция указывает на нереальность поездки более чем за 200–300 км от Москвы. Знаю, что многие музыканты плюют на все и едут, рискуя даже не отбить денег на дорогу. Но я своему коллективу уже давно подобное не предлагаю.
Времена, когда можно было спокойно ехать с сольниками на Украину, в Белоруссию, Узбекистан или по России – давно прошли. Конкурировать с певцами в коротких штанишках и с перьями в волосах бесполезно. Может и вытошнить. Медиапространство давно отжато и скучно об этом даже думать, а уж тем более – говорить.
– Если назвать какую-то одну-единственную песню, которую можно считать визитной карточкой группы, мнения поклонников, скорее всего, разделятся. Кто-то назовет «Пассажир», кто-то «Веди себя хорошо», кто-то «Я хотел бы умереть во сне». Наверняка, будут и другие варианты. А у Андрея Горохова есть свой вариант?
– Нет у меня какого-то особенного отношения к песням, которые ты назвал, и вообще к так называемым хитам. Без известных публике песен на своих концертах никто никогда не обходился. А если обходился, значит, и хитов у него не было. Я, например, тепло отношусь к «Печальной песне», которую уже лет 15 как придумал, но адекватно записать ее пока не получилось. И на концертах ее не пою почему-то. И не будет она никогда более узнаваемой, чем “Пассажир” или “Когда ты остаешься одна”. Эти вещи, записанные давным-давно и спетые по многу раз, являются для меня лишь проверенной опорой на концерте. Но личного отношения у меня к ним уже нет, а вот «Печальную» я иногда для себя наигрываю.
От «Новой газеты» (Рязань) беседовал Анатолий Обыдёнкин (номер 17 декабря 2015 г.)